| |||
От старых театральных ролей остаются только легенды. Вот и образ Василия Васильевича Меркурьева живет в воспоминаниях зрителей старой Александринки, живет в учениках профессора ЛГИТМИКа... С первых шагов советского звукового кино Меркурьев – яркий театральный актер – не брезговал «самым массовым из искусств». Там, на целлулоидных лентах, и поныне нас чаруют интонации актера, его голос, его пластика, его глаза...
Актер родился 6 апреля 1904 года в городе Острове (ныне – Псковской области). Остров был построен как приграничная крепость на берегу реки Великая. В этом городке, на улице Крутой Ручей и сейчас стоит дом, который все называют «домом Меркурьевых» и с гордостью показывают всем путешествующим, хотя подлинный дом, в котором вырос народный артист, конечно, не сохранился. В «островном» театре Меркурьев дебютировал в шестнадцать лет. И – произошло невероятное. Первая, ученическая роль в театральном кружке – и Варлаам в «Борисе Годунове». Казалось бы, что в этом необыкновенного – наверняка в том спектакле и Бориса и Самозванца играли безусые «вьюноши». Но в случае Меркурьева первая юношеская роль определила артистическое кредо на всю жизнь. Сейчас не осталось свидетелей того спектакля, но мы знаем, как точно вписался образ Варлаама в природу Василия Меркурьева. И фольклорная широта души, и лукавство, и теплота домашнего хлеба, и бражный хмель. В этой палитре Меркурьев находил краски для своих будущих ролей. Пятьдесят восемь лет служения сцене... Разные, подчас противоположные роли, ненависть к актерским штампам – и при этом верность своему стилю... Такое дано немногим артистам – тем, кто стал родным человеком для миллионов, чей голос узнаваем, несмотря на изобретательность лицедейских приемов. Он один из немногих, народный артист Василий Меркурьев. После Варлаама, несмотря на суматоху Гражданской войны, Василий Меркурьев сыграл в театральном кружке еще несколько ролей. Мечта о «своем театре» звала в столицу, молодой артист нуждался в основательной школе. В 1923 году Василия Меркурьева принимают в Ленинградский институт сценических искусств, в класс профессора Л.С. Вивьена. Главной студенческой ролью Меркурьева стал Грознов из пьесы А.Н. Островского «Правда хорошо, а счастье лучше». И снова – удивительная предопределенность. Эту роль артист будет играть всю жизнь, находя в таком постоянстве особое вдохновение театрального служения. Будничного – и всегда праздничного, чудесного. После института Меркурьев служит в Ленинградском Театре актерского мастерства, сотрудничает и с Самарским краевым драматическим театром. Снова Грознов, а еще – Расплюев в «Свадьбе Кречинского», Лука в пьесе «Ha дне», множество ярких характеров в советских пьесах, которые были сродни первым заметным ролям Меркурьева в кино – таким, как меньшевик в «Возвращении Максима», агроном Сташков в картине «Член правительства». Уже в 1932 году Меркурьев начинает преподавать в театральном институте, долгие годы он с удовольствием возился со студентами, ставил выпускные спектакли вместе с женой – Ириной Всеволодовной Мейерхольд. Дочь великого режиссера стала для Василия Меркурьева любовью всей жизни, и надо ли говорить, что в годы, когда саму фамилию Мейерхольд произносили только шепотом, Василий Меркурьев вел себя безупречно по отношению к памяти тестя. После целого ряда ярких киноэпизодов Василий Меркурьев получил одну из центральных ролей в музыкальной фронтовой комедии «Небесный тихоход». Старший лейтенант Туча стал большой удачей актера. Роль получилась репризной, по ней Меркурьева запомнили и полюбили навсегда миллионы зрителей. Сразу после Тучи – другая крупная удача, Ульяныч в фильме «Глинка». Мудрый и преданный, хлопотливый и ласковый слуга великого композитора, по замыслу режиссера, олицетворял связь М.И. Глинки с народом. Меркурьев не превратил эту метафору в плоский плакат, он чувствовал обаяние народного характера, чувствовал глубину фольклора. Рядом с этой киноролью можно поставить две театральные работы актера – Прохора Дубасова из спектакля «Полководец Суворов» и Меншикова в «Петре Первом». Эти роли составили славу актера. К Меркурьеву пришли звания, ордена, сталинские премии. О главной же награде хорошо сказал собрат по актерскому цеху – Игорь Ильинский: «Василий Васильевич был одним из немногих актеров, которому удалось войти в каждую семью родным, близким человеком». С тридцатых годов почти каждый вечер Василий Меркурьев выходил на сцену Александринки. Островский, Горький, Всеволод Вишневский... Пьесы о наших современниках – «Семья Журбиных», «Тяжкое обвинение», «Пока бьется сердце»... Две главные роли, сыгранные Меркурьевым в фильмах Михаила Калатозова в течение трех лет, поражают разнообразным богатством актерского таланта. Академик архитектуры Нестратов из «Верных друзей» – самый смешной персонаж нестареющей комедии. Избалованный славой сибарит, комично чванливый и обаятельно хвастливый. А как игриво, с детской шаловливостью в глазах, он выбрасывал за борт ботинок «верного друга»... Сценаристы «Верных друзей» – A. Галич и К. Исаев – взяли за основу джеромовский сюжет о «троих в лодке» и блестяще интерпретировали его, погрузив в советскую реальность. Праздничный, искрящийся песнями Тихона Хренникова, фильм вышел на экраны в 1954 году. В первый же год картину посмотрели десятки миллионов зрителей! И все признавали Василия Меркурьева «первым среди равных» в блестящем актерском созвездии, собранном Калатозовым. Но вот в 1957 году Калатозов снимает новое кино, на этот раз – по сценарию молодого драматурга Виктора Розова – «Летят журавли». Снимает трагедию после комедии. И только один актер из ансамбля «Верных друзей» получает главную роль и в «Журавлях» – Василий Меркурьев. Бывают в искусстве явления, за которыми стоят судьбы поколений, горячие чувства миллионов. Такой фильм, как «Летят журавли», был необходим, его не могло не случиться. Подобно симоновскому стихотворению «Жди меня», розовские «Журавли» и через сто лет будут повествовать новым поколениям о Великой Отечественной, о любви и верности, о сломанных судьбах и величии человеческого духа. В пьесе «Вечно живые», которая стала основой сценария «Летят журавли», в списке действующих лиц герой Василия Меркурьева – доктор Бороздин – стоит первым. В фильме в центре внимания оказался образ Вероники – молодой героини. Образ, созданный Меркурьевым, получился под стать Веронике по эмоциональной силе, по сложной гамме психологических оттенков. О таких людях, как меркурьевский Федор Иванович Бороздин, говорят – истинный русский интеллигент. Ранимый, бескорыстный, смущенно прячущий свой взрывной темперамент, который проявляется только в кульминационные моменты жизни. Как не похож этот человек на вальяжного академика Нестратова! Мы видим внимательные глаза врача, в которых написано – не навреди. А ведь в напряжении военных дней так легко обидеть человека... Вокруг доктора Бороздина – тесная цепочка семейных трагедий, а еще – трагедия страны, оставленные немцу города, тысячи и тысячи израненных солдат... Навсегда врезается в память монолог в госпитале, когда, утешая юного изувеченного солдата, доктор Бороздин говорит о женщинах, не дождавшихся своих фронтовиков: «Им наше общее мужское презрение!». Сказав эти слова, он понимает, как они бестактны по отношению к Веронике, он бросает на нее горький беспомощный взгляд... Потом, уже после Победы, мы видим добрую руку Федора Ивановича Бороздина на плече Вероники. Они вместе встречают на вокзале фронтовиков, среди которых нет «вечно живого» Бориса Федоровича Бороздина. Знаменитый гневный монолог Бороздина, обращенный к зарвавшемуся эгоисту Марку, произносился с меркурьевским воркованием, но ни Лев Гурыч Синичкин, ни Нестратов, ни Ульяныч никогда бы не решились на такие слова: «Ты что, считаешь, что за тебя, за твое благополучное существование кто-то должен терять руки, ноги, глаза, челюсти, жизнь?.. А ты – ни за кого и ничто!». Чтобы перевоплотиться в такого человека, актеру нужно было что-то поменять в собственной природе... Советский кинозритель накрепко полюбил Меркурьева после «Небесного тихохода», а мировая известность пришла к мэтру отечественного актерского искусства после фильмов «Двенадцатая ночь» и «Летят журавли». Меркурьевский Мальволио из «Двенадцатой ночи» (эту роль Василий Васильевич играл и на театральной сцене) отвечал высоким требованиям английских традиций шекспировского театра. А всемирная слава фильма «Летят журавли» отразилась во множестве премий, в том числе – и в ласкающей честолюбивое ухо художника номинации «лучший фильм XX века». Одна из любимых ролей Василия Меркурьева, воплощенная и на сцене и на экране, – Иван Иванович из гоголевской повести. Ивана Никифоровича играл любимый партнер – Юрий Толубеев. Актерам удалось уловить тончайшие нюансы гоголевской прозы, их дуэт остается непревзойденным, единственным в своем роде. А спектакль «Последняя жертва» поставила для Александринки Ирина Мейерхольд. Меркурьев с наслаждением снова окунулся в стихию А.Н. Островского – и роль Флора Федуловича Прибыткова ныне является театральной легендой. Последней ролью актера стал еще один доктор – Бурцев в пьесе Д.Я. Храбровицкого «Пока бьется сердце». Кажется, должна была сбыться и давняя надежда Василия Васильевича – роль Рембрандта в пьесе Дмитрия Кедрина. Но... болезнь прервала репетиции, а Государственную премию за роль Бурцева Меркурьеву присудили в 1979 году уже посмертно. ...Прощались с Василием Васильевичем Меркурьевым в Александринке – тогдашнем Ленинградском Театре имени А.С. Пушкина. Меркурьев был поклонником искусства Ф.И. Шаляпина. Артисту льстило, когда его сравнивали с великим певцом, когда говорили о «шаляпинском обаянии» Меркурьева. Особенно часто в доме Меркурьевых звучало «Сомнение» Глинки. При первых звуках шаляпинского голоса – «Уймитесь, волнения страсти» – на глазах Василия Васильевича появлялись слезы. И вот, когда вокруг гроба стоял почетный караул артистов, под сводами Александринки зазвучал Шаляпин. «Сомнение». Вспоминает сын В.В. Меркурьева – Петр Васильевич Меркурьев-Мейерхольд: «Я неотрывно смотрел на лицо покойного отца и вдруг увидел, что по его щеке катится слеза. – Анна, смотри! – Плачет! – ответила Анна. – А он всегда плакал, когда Шаляпин пел это». Тогда под куполом Пушкинского театра звучал и басок бражника Варлаама, и голос доктора Бороздина, и оставшийся в мечтах, несыгранный монолог Рембрандта. Отныне и Пушкин, и Глинка объединяли двух артистов – Федора Шаляпина и Василия Меркурьева – за порогом земной жизни, в широких пределах истории российского искусства. |
Арсений Замостьянов |
На главную: Арсений Замостьянов |